Неточные совпадения
— Не
бойся, — сказал он, — ты, кажется, не располагаешь состареться никогда! Нет, это не то… в
старости силы падают и перестают бороться с жизнью. Нет, твоя грусть, томление — если это только то, что я думаю, — скорее признак силы… Поиски живого, раздраженного ума порываются иногда за житейские грани, не находят, конечно, ответов, и является грусть… временное недовольство жизнью… Это грусть души, вопрошающей жизнь о ее тайне… Может быть, и с тобой то же… Если это так — это не глупости.
Знаменитый Кауниц строго запретил под
старость, чтоб при нем говорили о чьей-нибудь смерти и об оспе, которой он очень
боялся.
— Чего же
бояться, папа? — удивлялась Дидя. — Под
старость ты делаешься сентиментальным.
Серебряков. Говорят, у Тургенева от подагры сделалась грудная жаба.
Боюсь, как бы у меня не было. Проклятая, отвратительная
старость. Черт бы ее побрал. Когда я постарел, я стал себе противен. Да и вам всем, должно быть, противно на меня смотреть.
Серебряков. Всю жизнь работать для науки, привыкнуть к своему кабинету, к аудитории, к почтенным товарищам — и вдруг, ни с того ни с сего, очутиться в этом склепе, каждый день видеть тут глупых людей, слушать ничтожные разговоры… Я хочу жить, я люблю успех, люблю известность, шум, а тут — как в ссылке. Каждую минуту тосковать о прошлом, следить за успехами других,
бояться смерти… Не могу! Нет сил! А тут еще не хотят простить мне моей
старости!
— Ходил я к одному старцу, советовался с ним… — глухо заговорил Савоська. — Как, значит, моему горю пособить. Древний этот старец, пожелтел даже весь от
старости… Он мне и сказал слово: «Потуда тебя Федька будет мучить, покуда ты наказание не примешь… Ступай, говорит, в суд и объявись: отбудешь свою казнь и совесть найдешь». Я так и думал сделать, да
боюсь одного: суды боле милостивы стали — пожалуй, без наказания меня совсем оставят… Куда я тогда денусь?
Последнее время он служил на Кавказе, откуда вывез небольшую сумму денег, накопленную из жалованья, мундир без эполет, горского, побелевшего от
старости, коня, ревматизм во всем теле и катаракт на правом глазу; катаракт, по счастью, был не так приметен, и Василий Васильич старательно скрывал его,
боясь, что за кривого не пойдет невеста.
Бессеменов.
Боюсь я! Время такое… страшное время! Всё ломается, трещит… волнуется жизнь!.. За тебя
боюсь… Вдруг что-нибудь… кто нас поддержит в
старости? Ты — опора нам… Вон Нил-то… вишь какой? И этот… птица эта, Тетерев… тоже! Ты сторонись их! Они… не любят нас! Гляди!
Архип. Аль ты совсем рехнулся? Врать, что ли, я стану на
старости лет! Она бы и сама тебе сказала; ей и хочется покориться-то, да, видишь ты, стыдно, ну и
боится.
— Не
бойся: я ведь шучу. На что ты мне нужен, собачья
старость!
Ему уже нечего будет сокрушаться и говорить: „здравствуй, беспомощная
старость, догорай, бесполезная жизнь!“ Но нечего
бояться этого и мне, — нет, мой план гениален; мой расчет верен, и будь только за что зацепиться и на чем расправить крылья, я не этою мещанскою обстановкой стану себя тешить, — я стану считать рубли не сотнями тысяч, а миллионами… миллионами… и я пойду, вознесусь, попру… и…»
Серебряков. Всю жизнь работать для науки, привыкнуть к своему кабинету, к аудитории, к почтенным товарищам и вдруг ни с того ни с сего очутиться в этом склепе, каждый день видеть тут пошлых людей, слушать ничтожные разговоры. Я хочу жить, я люблю успех, люблю известность, шум, а тут точно в ссылке. Каждую минуту тосковать по прошлом, следить за успехами других,
бояться смерти… не могу! Нет сил! А тут еще не хотят простить мне моей
старости!
Пятнадцать лет тому назад он не знал счета своим миллионам, теперь же он
боялся спросить себя, чего у него больше — денег или долгов? Азартная биржевая игра, рискованные спекуляции и горячность, от которой он не мог отрешиться даже в
старости, мало-помалу, привели в упадок его дела, и бесстрашный, самонадеянный, гордый богач превратился в банкира средней руки, трепещущего при всяком повышении и понижении бумаг.
А Митька, ну уж двадцать первой тогда ему шел, на полном смысле значит: «Не
бойтесь, говорит, тятенька, никуда не пойду, буду вам на
старости печальник, на покон души помянник, а выучусь, буду то и то, заведем мы с вами такое да этакое…» Да уже так красно говорил, что нехотя верилось!..
Боже мой и творче и создателю! прости меня, старика твоего, во всем, по
старости своей, сумнящагося, и обмани сомнения мои! Открой ушеса наши и очи, дабы мы не просмотрели и ангела твоего, что прийдет целебною силою возмутить воду купели, и не посмеялись бы ему, как оный младенец посмеялся благодеящему ему Пизонскому.
Боюсь я сего, Боже мой, боюся сего, зане стареясь уподобляюсь младенцу и смущает меня страхом отовсюду слышимый смех Неверки».